Мама школьников — ура, амнистия!
-У вас будет родительское собрание?
-Ну да…
-А когда?
-Да не скоро. Можешь ещё отдыхать.
Все родительские дела со школой надо свести к минимуму. Иначе мы все здесь умрем, как в плохом американском кино. Я ехала по киевской Окружной домой. Признаться, день был таким, что мне хотелось только одного: чтобы уже изобрели телепорт, и чтобы моя желтая Skoda Fabia превратилась в его кабину. И вот как раз в этот момент у меня зазвонил телефон, сработала автоматическая «ответка» на громкой связи, и голос классного руководителя одной из моих дочерей строго поздоровался со мной по всей форме. В этот момент мне захотелось, чтобы стенки моего телепорта стали звуконепроницаемыми, но было уже поздно.
Поток претензий учителя ко мне и к ребенку начал изливаться постепенно, как будто в большом переполненном пакете с жидкостью вдруг образовалась ма-а-а-а-аленькая дырочка. Но постепенно под напором давления «дырочка» расширилась и мы начали охватывать все более тонкие и интересные сферы школьной жизни. А именно:
— почему мой ребенок пришел в школу не в белой блузке, а в серой кофте с пуговками, которая «ну совсем как пижама, вы понимаете?»;
— почему мой ребенок постоянно, просто постоянно на уроках разговаривает, «я ей слово, а она мне десять, вы понимаете?»;
— почему мой ребенок не желает снимать пальто и аккуратно его складывать на стул, «оно же мнется, вы понимаете?»;
-почему мой ребенок спрятал шпаргалку под парту и потом так ловко ее перепрятал, что ее никто и не нашел даже, «но она там точно была, понимаете?»;
-почему мой ребенок просто невыносим, «ей же с таким характером будет невозможно сложно в жизни, поймите!».
К этому времени я уже успела пройти все стадии от возмущения и гнева до депрессии. И вот в трех миллиметрах от принятия, учитель заговорил о том, о чем вообще не должен никак и никогда говорить — расщеплять на атомы личность подотчетного ему человека. И выносить приговоры. И ставить печати. И расписываться на них. И ставить крест.
Поэтому я вскипела, я вскипела в точке, где почему-то ребенка, участвующего в олимпиадах, пишущего и рисующего, создающего сценарии и работающего на балл далеко-о-о-о-о-ооооо выше среднего в классе, приписали к армии неудачников «в жизни». Я повышала голос, я была резка, неправа и некорректна. Но, к тому времени, когда я положила трубку, меня трясли злые слёзы и… удивительное ощущение, что я всё делаю правильно.
Я делаю правильно, что уезжаю. И что мои дети едут со мной.
На самом деле всё же очень просто. Все дело в отсутствии минимальной, просто базовой любви — когда МЫ не любим, нас раздражает абсолютно всё. Когда ты загнан в угол нелюбимым делом (или нелюбимым человеком), правило одно — бей или беги. Бей кого? Правильно… Нет, я не считаю, что право такие звонки есть у учителей лишь потому, что в школе наши дети проводят больше времени, чем дома. Нет, я не оправдываю попыток вогнать в землю по колена того, кто младше и не ответит. Нет, я не приняла. Нет, я не согласилась. Я просто в какой-то момент поняла: я уеду и вот совершенно точно не буду тосковать об этом всём.
Есть миллион вещей на моей Родине, о которых мне больно даже думать, без которых мне сложно дышать здесь, в моей новой жизни во Франции. Множество людей, без которых мне свернулся в овчинку весь белый свет, остались там, в Киеве. И порой я умираю от тоски.
Но жизнь детей без унижения, шпыняния, выговоров, моих красный ушей перед классом на родительских собраниях, отобранных тетрадей и элементарного неуважения… я просто перестала хотеть убивать. Пожалуй, схожу и в этом году на родительское собрание здесь, во Франции. Чтобы послушать в течение двух часов, какие же замечательные у меня дети — ведь у них по-прежнему всё выше среднего в классе. Только теперь они могут ходить туда даже в пижамах.
Поделиться с друзьями:
